The comparative clinical characteristics of Astrakhan spotted fever and Crimean hemorrhagic fever in the Astrakhan Region


DOI: https://dx.doi.org/10.18565/epidem.2022.12.2.42-9

Ugleva S.V., Akimkin V.G., Ponezheva Zh.B., Vasilkova V.V., Shabalina S.V.

1) Central Research Institute of Epidemiology, Russian Federal Service for Supervision of Consumer Rights Protection and Human Well-Being, Moscow, Russia; 2) Astrakhan State Medical University, Ministry of Health of Russia, Astrakhan, Russia
Objective. To comparatively characterize two vector-borne infections: Astrakhan spotted fever (ASF) and Crimean hemorrhagic fever (CHF) in the Astrakhan Region.
Materials and methods. The incidence of ASF and CHF in 2000–2016 was analyzed. There were 3951 cases of ASF and 151 cases of CHF. The investigators used the data available in the primary accounting documents (Forms No. 058/y and No. 060/y) and in the schedules for epidemiological examination of the focus of an infectious disease (Registration Form No. 357/y) and results of epizootological surveys made in 11 districts of the Astrakhan Region, in the city of Astrakhan, and in the hospitals for the long-term monitoring of the foci.
Results. ASF and CHF were found to share common characteristics: the same transmission mechanisms, vectors, seasonality, and the similar disease onset. The main difference between ASF and CHF was in the severity of their course: if no severe cases of the disease were detected in ASF, severe CHF was observed in 30% of cases, while there was rather often hemorrhagic syndrome (up to 90%) and other serious complications.
Conclusion. The comparative clinical analysis of the course of two vector-borne infections (ASF and CHF) in the Astrakhan Region has shown that these infections share common characteristics: a vector-borne transmission route; infection of people who stay in the suburban areas and come into contact with ticks; spring and summer seasonality; and the onset of the disease. However, there are serious differences due to the fact that the CHF virus is more contagious and the disease is much more severe than ASF and is accompanied by massive internal bleeding and complications involving all organs and systems of the patient.

В силу особого климатического и географического (низовья Волги) положения Астраханской области (АО) создаются очень благоприятные условия для существования природных очагов трансмиссивных инфекций, передающихся иксодовыми клещами. АО является в полном смысле эндемичной территорией для таких инфекций. Главная характеристика природных очагов – исключительная их стойкость [1, 2].

С каждым годом растет интенсивность хозяйственной деятельности, в связи с чем происходит изменение эпидемической ситуации: природные очаги активируются, расширяется ареал их распространения, и они превращаются в природно-хозяйственные (антропургические) очаги. Переносчиками и хранителями возбудителей являются иксодовые клещи – при Астраханской пятнистой лихорадке (АПЛ) – R. pumilio, при Крымской геморрагической лихорадке (КГЛ) – H. marginatum, численность которых тесно связана с уровнем заболеваемости населения [3, 4].

Если в природных очагах циркуляция возбудителя происходит между дикими животными и кровососущими насекомыми, то в антропургических очагах в процесс вовлекаются и домашние животные (собаки, коровы, козы, овцы), что приводит к росту заболеваемости среди людей [5, 6].

Большую актуальность для здравоохранения АО приобретают 2 трансмиссивных инфекции – АПЛ и КГЛ. Поскольку многое их объединяет – одинаковые механизм передачи, переносчики, сезонность, начало болезни – представляет интерес тщательное сравнение всех стадий клинического течения этих инфекций, что могло бы быть полезным для правильной своевременной диагностики, тем более что трудно поставить правильный диагноз из-за позднего обращения больных к врачу, а также частого лечения на дому. Даже при таком тяжелом заболевании, как КГЛ, в течение первых 3 сут. болезни были госпитализированы только 42% больных, на 4–5-й день – 36% и 22% больных были госпитализированы только на 6–8-й день болезни. Хуже обстоят дела при АПЛ: в 80% случаев первичное обращение к врачу отмечено только при появлении сыпи (5–6-й день болезни), и правильный диагноз первоначально был поставлен лишь 49% больных. В 23% случаев был поставлен диагноз «острая респираторная вирусная инфекция», в 24% – «лихорадка неясного генеза», в 4% – «вирусная инфекция неясной этиологии» [7, 8].

В связи с этим целью настоящего исследования было проведение сравнительной клинической характеристики двух трансмиссивных инфекций в АО – АПЛ и КГЛ.

Материалы и методы

В исследование были включены 3951 пациент с АПЛ и 151 пациент с КГЛ, обследованные в Областной инфекционной клинической больнице Астрахани.

Использованы данные за 2000–2016 гг. из первичных учетных документов форм федерального статистического наблюдения № 2 «Сведения об инфекционных и паразитарных заболеваниях», Ф.058/у «Экстренное извещение об инфекционном заболевании, пищевом, остром профессиональном отравлении, необычной реакции на прививку», Ф.№357/У «Карта эпидемиологического обследования очага инфекционного заболевания», Ф.№003/У «Медицинская карта стационарного больного», представленных Центром гигиены и эпидемиологии в Астраханской области.

Проведены сбор анамнеза, оценка состояния, осмотр и динамичное наблюдение за 165 больными АПЛ и 151 больным КГЛ.

У всех больных диагноз ставили на основании эпидемиологических данных, клинической картины и результатов лабораторного исследования. При АПЛ – по результатам серологических исследований парных сывороток в реакции непрямой иммунофлюоресценции (РНИФ) с видоспецифическим корпускулярным антигеном из астраханского штамма риккетсий. Сыворотку крови, взятую у больных, исследовали методом ПЦР в режиме реального времени с гибридизационно-флуоресцентной детекцией ДНК R. сonorii caspia с помощью набора «АмплиСенс R. сonorii caspia-FL», (Центральный НИИ эпидемиологии Роспотребнадзора, Москва). Молекулярно-генетические исследования больных АПЛ проводили на базе клинико-бактериологической лаборатории ОИКБ им. А.М. Ничоги Астрахани. Для выделения генома R. сonorii caspia использовали осадок нейтрофилов. При КГЛ для выявления РНК вируса Крымской-Конго геморрагической лихорадки (ККГЛ) методом ПЦР использовали тест-систему «АмплиСенс® ККГЛ» (Центральный НИИ эпидемиологии Роспотребнадзора, Москва). Вирусоспецифические антитела классов M (IgM) и G (IgG) определяли методом твердофазного ИФА с помощью тест-систем «ВектоВКЭ-IgM» и «ВектоВКЭ-IgG» (ЗАО «Вектор-Бест», Новосибирск).

Результаты и обсуждение

АПЛ – острое инфекционное, природно-очаговое заболевание, облигатно-трансмиссивная инфекция, возбудитель которого – R. conorii subsp. caspia – относится к генокомплексу R. conorii и передается человеку клещами Rhipicephalus pumilio. Необходимо отметить, что АПЛ является одним из доминирующих природно-очаговых заболеваний на территории АО [9].

КГЛ – зоонозное, природно-очаговое инфекционное заболевание, возбудитель которого – вирус ККГЛ семейства Bunyaviridae передается человеку клещами H. marginatum. Возбудитель КГЛ от клеща к человеку передается трансмиссивным, контактным и, возможно, аэрогенным путем (при тесном контакте с зараженными домашними животными).

Уровень заболеваемости КГЛ в АО в 10,7 раза выше, чем в среднем по Российской Федерации. Следует отметить низкий уровень заболеваемости КГЛ и значительно более высокий – АПЛ [2, 4, 9].

Чаще болеют взрослые люди трудоспособного возраста: КГЛ – лица в возрасте 30–50 лет (45%), АПЛ – лица в возрасте 50–70 лет (48%). Это связано с трудовой деятельностью населения: лица в возрасте 30–50 лет в большей степени заняты в животноводстве, лица 50–70 лет заняты работой на приусадебных участках. В АО 67% заболевших АПЛ за анализируемый период – сельские жители (2647 чел.), городские жители составляют 33% (1304 чел.). Большинство больных КГЛ и АПЛ составляют мужчины – 62 и 74% соответственно. Анализ структуры заболевших КГЛ и АПЛ по социальному и профессиональным признакам показал, что болеют ими все группы населения, однако в большей мере – работники сельскохозяйственных предприятий и ферм (27 и 45% соответственно), пенсионеры (21 и 18%), безработные (18 и 16%). Сезонность при АПЛ имеет весенне-летне-осенний характер (май–сентябрь), при КГЛ – весенне-летний (апрель–август). Инкубационный период при АПЛ 7–10 дней (до 30 дней), при КГЛ – 3–7 дней (до 14 дней) [10–16].

Основное различие между АПЛ и КГЛ – в степени тяжести болезни. Так, при АПЛ до 2013 г. не встречались тяжелые случаи заболевания. При КГЛ не было отмечено легкого течения заболевания.

Начало болезни – острое при обеих инфекциях. В начале болезни при АПЛ отмечаются слабость, головная боль, мышечные и суставные боли, повышение температуры до 37–38 °С, у 15% – до 39 °С. Начальный период продолжается 3 дня, лихорадочный – 8 дней. Одним из постоянных симптомов АПЛ была температурная реакция. Повышение температуры до субфебрильных, а чаще фебрильных значений наступало уже в 1-й день болезни. Большое значение для диагностики заболевания в начальном периоде имеет обнаружение специфического поражения кожи на месте присасывания клеща – первичного аффекта, который представляет собой инфильтрат, возвышающийся над уровнем кожи, плотный, размерами 0,2×0,5 см, окруженный гиперемированным ореолом с некрозом в центре. Локализации первичного аффекта были самыми разнообразными – лицо (3%), грудь и живот (8%), бедра (12%), голени (67%), ягодичная или паховая область (4%), волосистая часть головы (6%). Обнаруженный первичный аффект сохранялся на протяжении всей болезни. В 68% случаев у пациентов отмечали увеличение лимфатических узлов. Они при пальпации плотные, подвижные, безболезненные, в диаметре до 2 см, не спаянные с окружающими тканями.

Начиная с первых дней болезни у пациентов наблюдались конъюнктивит и склерит (59%), длительность которых составляла 7 дней.

При КГЛ начало болезни острое – подъем температуры до 39,0–40,0 °С, в течение первых 3 суток – выраженный потрясающий озноб. Основной тип лихорадочной реакции представлен в виде «ремитирующей» кривой (69%), а у 31% больных – «двугорбой» температурной кривой. На 3–5-е сутки болезни температура кратковременно снижается до нормальных значений, что обозначается как «врез температурной кривой», а затем вновь повышается. «Врез температуры» у больных КГЛ совпадает с появлением геморрагических элементов на кожных покровах.

Разгар болезни при АПЛ и КГЛ различен, что связано с наличием или отсутствием геморрагического синдрома (ГС), который при АПЛ отмечают крайне редко, тогда как при КГЛ он возникает у 90% больных, особенно при тяжелом течении. Чтобы подчеркнуть различия между проявлениями АПЛ и КГЛ, мы проанализировали состояние 165 больных со среднетяжелым течением АПЛ и 151 больного со среднетяжелым и тяжелым течением КГЛ.

При АПЛ в разгар болезни у 85% больных отмечена температура в пределах 37,5–39,0 ºС, у 15% больных она поднималась до 39,0–39,5 ºС. Средняя длительность лихорадочного периода составляла 8–9 дней. В этот период пациенты жаловались на головную боль (100%), чаще упорную, диффузного характера, и слабость (100%). Выраженные боли в мышцах и суставах отмечали 94% пациентов. Расстройства сна отмечали 42% заболевших, снижение аппетита – 100%; тошноту – 18%. На однократную и повторную рвоту жаловались 6% обследованных. Гиперемия лица и склероконъюнктивит проявились у 5%. У большинства больных обнаружены такие важные для диагностики признаки болезни, как сыпь (100%) и первичный аффект (35%), который нередко сочетался с регионарным лимфаденитом.

На фоне интоксикации у больных АПЛ появлялся дополнительный признак – экзантема, которая возникала в результате прорыва возбудителя через лимфатический барьер в кровяное русло (риккетсемия). сыпи В 1–2-й день болезни сыпь появилась у 11%, к 4–5-му дню – у 84%, после 6–7-го дня – у 6% больных. Обильное высыпание отмечено у 61%, необильное – у 39% больных. Особенно интенсивной сыпь была на конечностях. Чаще всего она имела розеолезно-папулезный характер, установлена у 100% больных.

Со стороны сердечно-сосудистой системы в разгар болезни в 91% случаев были выявлены расширение границ сердца и приглушение тонов. У 80% больных наблюдалась относительная брадикардия, у 20% – тахикардия. У части из них вслед за тахикардией развивалась брадикардия.

В легких в 18% случаев выявляли сухие хрипы и кашель, причем эти явления наблюдали кратковременно на 1-й неделе болезни.

В зеве у 86% больных была умеренная гиперемия с единичными геморрагиями на мягком небе. Отмечены увеличение печени (88%) и селезенки (3%). Функции печени не нарушены. Гепатоспленомегалия сохранялась в среднем 10–12 дней (рис. 1).

45-1.jpg (151 KB)

Изменения со стороны нервной системы проявлялись прежде всего головной болью (100%) и расстройством сна (42%). У 10 (6%) больных АПЛ возникло осложнение – инфекционно-токсический шок I–II степени.

В периоде реконвалесценции самочувствие больных постепенно улучшалось, нормализовалась температура тела, появлялся аппетит, исчезали симптомы интоксикации. К 4–5-му дню отпадала корочка первичного аффекта с образованием поверхностной язвочки, которая эпителизировалась, оставляя после себя сильно пигментированное пятно с шелушением кожи. Исчезал лимфаденит. С нормализацией температуры самочувствие больных быстро улучшалось, восстанавливалась активность, и после выписки из стационара они возвращались к трудовой деятельности.

Всем больным проведены общие анализы крови и мочи, у 29% определяли печеночные пробы. Выявлены умеренный лейкоцитоз (8,5–11,0 × 109/л) – у 10%, лейкопения – у 9%, сдвиг формулы влево – у 39%, в 32% случаев повышены СОЭ (22–45 мин/ ч), в 12% – активность АЛТ (1,38–3,03 ммоль/л). В моче у 3 (1,8%) пациентов отмечены изменения: белок 0,165 г/л, цилиндры – 2 ед. в поле зрения.

В наших исследованиях летальных исходов не было.

Из 151 случая КГЛ у 106 (70%) пациентов была среднетяжелая форма. У 52% больных выявлено наличие первичного аффекта, который преимущественно локализовался на нижних конечностях и туловище. Первичный аффект представлял собой пятно или папулу с четкими контурами до 0,4–0,8 мм в диаметре ярко-красного цвета с геморрагическим содержимым (94%). В центре его была обнаружена геморрагическая корочка с узкой каймой эпителия по периферии. На 8–9-й день первичный аффект бесследно исчезал или разрешался точечной поверхностной атрофией на месте геморрагической корочки.

У больных с КГЛ средней тяжести в 95% случаев заболевание начиналось остро – с внезапного подъема температуры тела до 39,0–40,0 °С, а у 7% заболевших отмечался субфебрилитет в течение первых 2 суток. В дальнейшем температура тела повышалась. В течение первых 3 суток лихорадка сопровождалась ознобом. Основной тип лихорадочной реакции представлен в виде «ремитирующей» кривой (70%), а у 32% больных – «двугорбой» температурной кривой.

В 45% случаев лихорадка завершалась укороченным лизисом. У 26% больных в вечерние часы отмечали субфебрилитет 37,1–37,6 °С в течение 2–3 дней. Критическое снижение температуры отмечено в 29% случаев. Общая длительность лихорадочного периода в среднем составляла 6–7 дней.

Основные клинические симптомы при среднетяжелом течении КГЛ представлены на рис. 2.

46-1.jpg (283 KB)

Симптоматика дисфункции ЦНС и ее вегетативных отделов у пациентов была невыраженной и проявлялась только при тяжелом течении болезни с развитием ГС. Пациенты, как правило, были заторможены (82%) при разговоре отмечали замедленность речи, быстрое истощение. 14% больных жаловались на боли в глазных яблоках, усиливающиеся при их движении. Головокружение отмечали у 44% пациентов, оно сопровождалось многократной рвотой, не приносящей облегчения. Ярко выраженные признаки энцефалопатии обнаружены только у больных с ГС при тяжелом течении болезни.

Главным и грозным проявлением тяжелых форм КГЛ является наличие геморрагических проявлений в виде полостных и бесполостных кровотечений. В 1–2-й день болезни регистрировали одно из ранних проявлений ГС – эритему кожных покровов лица, шеи и верхних отделов груди, сопровождающуюся чувством жара и гиперестезией на фоне лихорадки. В дальнейшем у 89% пациентов с клиническими проявлениями ГС, в среднем на 4–5-й день болезни, регистрировали геморрагическую сыпь в виде отдельных петехий или групповых скоплений, образующих специфические полосы.

Розеолезно-папулезная сыпь была зафиксирована на 6–7-е сутки у 35% больных без клинических симптомов нарушений в системе гемостаза и у 12% – с клинической картиной ГС.

В единичных случаях кожные высыпания имели смешанный характер и вид розеолезно-папулезной сыпи с геморрагическим компонентом (13%). Экзантема сохранялась в среднем до 5 дней, при этом у 21% пациентов отмечали пигментацию элементов.

Бесполостные кровотечения были представлены посттравматическими (8%), постинъекционными кровоподтеками (34%), кровоточивостью десен (55%) (рис. 3).

Постинъекционные кровоподтеки и кровоизлияния в области подключичного катетера диаметром 1–4 см регистрировали с 5–6-го дня, они продолжались до 11-го дня болезни. У всех больных манжеточная проба Румпеля–Лееде–Кончаловского была положительной (от 15 до 20 петехий). Кроме того, наблюдались кровоизлияния в местах присоединения присосок при проведении ЭКГ.

56% пациентов отмечали кровоточивость десен. Визуально слизистые десен, языка, небных дужек и внутренней поверхности щек выглядели рыхлыми и сочными.

Из проявлений полостных кровотечений у 21% больных выявляли носовые, которые носили кратковременный характер. Также в 18% случаев фиксировали микрогематурию в виде обнаружения в осадке мочи до 4 эритроцитов в поле зрения. У 19% пациентов возникали эпизодические кровотечения из отделов желудочно-кишечного тракта в виде рвоты «кофейной гущей» или наличия кала темного цвета с лабораторным подтверждением на скрытую кровь.

По мнению ряда исследователей, поражение органов дыхания у больных КГЛ является редким проявлением болезни со скудной симптоматикой и расценивается как осложнение заболевания. В 25% эпизодов пациенты предъявляли жалобы на сухой редкий кашель. У 36% наблюдаемых была отмечена нестабильность аускультативных данных в среднем до 9-го дня болезни: в течение суток прослеживали волнообразную динамику смены сухих и влажных хрипов [12, 13].

Нарушения со стороны деятельности сердечно-сосудистой системы выявляли в 85% случаев. Приглушенность сердечных тонов регистрировали у 73% пациентов. Частота сердечных сокращений не являлась информативным показателем, так как в основном оставалась в пределах общепринятых средних значений. Систолическое АД колебалось в пределах от 100 до 130 мм рт. ст., а диастолическое – не изменялось.

Основными жалобами, свидетельствующими о вовлечении в инфекционный процесс КГЛ пищеварительной системы, являлись анорексия, тошнота, рвота. Их регистрировали на 1–2-й день болезни у 88% пациентов, но продолжительность их различалась в зависимости от развития ГС.

Тошнота постоянно присутствовала у 69% больных до 4-го дня болезни, при этом у 56% она сопровождалась рвотой. Снижение аппетита, нередко до анорексии, в основном регистрировали у больных с ГС. Боли в животе регистрировали в 39% случаев. Они носили диффузный характер с мигрирующим компонентом и дольше сохранялись у больных с ГС.

Увеличение печени в основном регистрировали у больных с клиническими признаками ГС. Гепатомегалию выявляли на 6–7-й день болезни, что по срокам совпадало с появлением симптомов ГС. Повышение биохимических показателей крови регистрировали у 42% больных, концентрация общего билирубина повышалась до 22,5 мкмоль/л. В основном отмечали увеличение непрямого билирубина, что свидетельствовало о механизмах нарушения на уровне гепатоцитов. Активность АЛТ – до 60 Eд/л. Увеличение селезенки регистрировали в 10% случаев. Данные показатели снижались до нормальных значений в среднем на 10-й день и совпадали с периодом ранней реконвалесценции.

Со стороны мочевыделительной системы яркой клинической симптоматики не наблюдали. 16% пациентов отмечали боли в поясничной области, но они носили разлитой характер и были преимущественно связаны с миалгией. Снижение диуреза обнаруживали у пациентов в момент повышения температуры тела. Протеинурию (до 0,43 г/л) регистрировали только у пациентов с ГС, что свидетельствовало о нарушении проницаемости клубочкового фильтра. Выявленные изменения со стороны выделительной функции почек были непродолжительными и к периоду реконвалесценции у всех больных регрессировали.

За период с 2000 по 2016 г. тяжелое течение КГЛ отмечено у 45 (30%) пациентов. Их средний возраст – 56 лет, 88% составляли мужчины. У этих больных ГС регистрировали в 94% случаев.

При тяжелом течении КГЛ заболевание начиналось остро, с внезапного подъема температуры тела до 39,0–40,0 °С. Больные самостоятельно принимали жаропонижающие средства в течение 4–5 дней с момента начала болезни, чем и была обусловлена поздняя госпитализация в стационар. Длительность лихорадки составляла в среднем 18 дней, при этом в 66% наблюдений выявляли «двугорбую» температурную кривую с врезом на 4–5-й день болезни.

Летальный исход был у 8 (17,7%) из 45 больных с тяжелой формой КГЛ – у 6 (75%) мужчин и 2 (25%) женщин. Средний возраст составил 43–44 года. Из 8 больных с летальным исходом 3 (37,5%) были госпитализированы в первые 2 дня болезни, 4 (50%) – на 4–6-й день и 1 (12,5%) – на 9-й день. У всех в анамнезе отмечено острое начало болезни с потрясающего озноба и быстрого нарастания температуры тела до высоких значений. У этих больных были интенсивная головная боль, головокружение, выраженная слабость, анорексия, тошнота, многократная рвота и жидкий стул до 8 раз в сутки. Больные жаловались на боли в животе и поясничной области, головокружение. У 3 (37,5%) больных были обморочные состояния. У 2 (25%) больных вначале болезни была брадикардия (58–60 сердечных сокращений в минуту), но в дальнейшем нарастали тахикардия, гипотония. У 4 (50%) больных развился геморрагический шок, у 3 (37,5%) – инфекционно-токсический шок II–III степени. На 2–3-й день болезни у 7 (87,5%) больных появилась геморрагическая сыпь, у 5 (62,5%) – сыпь была обильной, у 1 (12,5%) – множественной. В местах инъекций у всех больных, в области подключичного катетера отмечались массивные кровоподтеки, и на 3–4-й день болезни появлялись кровоточивость десен, носовые и массивные желудочно-кишечные кровотечения, приводящие к выраженной анемии (количество эритроцитов в крови снижалось до 1,7 × 1012/л.). У 6 больных отмечены признаки токсической энцефалопатии: нарушение сознания, явления менингизма; у 5 развилась острая почечная недостаточность. В периферической крови у 6 пациентов отмечена выраженная лейкопения (минимальное количество лейкоцитов составило 1,8×109/л). У 1 больного КГЛ, осложнившейся двусторонней пневмонией, отмечен лейкоцитоз.

При анализе заболеваемости КГЛ за период 2000–2016 гг. легких форм не выявлено. Преобладали среднетяжелые формы болезни (70% случаев), при которых отмечались необильные носовые кровотечения. Тяжелые формы болезни (30% случаев) сопровождались обильными полостными кровотечениями и другими осложнениями. За период с 2000 по 2016 гг. зарегистрировано 8 летальных исходов КГЛ.

Заключение

Проведенный сравнительный клинический анализ течения двух трансмиссивных инфекций – АПЛ и КГЛ – в Астраханской области показал, что эти инфекции имеют общие характеристики: трансмиссивный путь передачи; заражение людей, пребывающих в загородных зонах и имеющих контакт с клещами; весенне-летнюю сезонность, начало болезни. Однако существуют серьезные различия, связанные с тем, что вирус КГЛ более контагиозен и заболевание протекает намного тяжелее, чем АПЛ, и сопровождается обильными полостными кровотечениями и осложнениями, вовлекающими все органы и системы пациента. За анализируемый период отмечено 8 случаев КГЛ с летальным исходом.

При АПЛ заболевание начиналось остро во всех случаях, сопровождалось лихорадкой, слабостью и головной болью, полиморфной сыпью, наличием первичного аффекта (35%), артралгиями (89%) и миалгиями (80%). Болезнь протекала в среднетяжелой форме и заканчивалась выздоровлением. В наших исследованиях летальных исходов не было.

Учитывая, что КГЛ является особо опасной инфекцией, для врачей всех специальностей главными задачами являются своевременная диагностика и профилактика тяжелых форм КГЛ, а также предотвращение летальных исходов. Данное исследование поможет врачам правильно и своевременно дифференцировать диагноз между этими двумя клещевыми инфекциями.


Literature


1. Онищенко Г.Г. Распространение вирусных природно-очаговых инфекций в Российской Федерации и меры по их профилактике. Эпидемиология и инфекционные болезни 2000; (4): 4–8.


Onishchenko G.G. [The spread of viral natural focal infections in the Russian Federation and measures for their prevention]. Epidemiоlоgy and infectious diseases 2000; (4): 4–8. (In Russ.).


2. Рудаков Н.В., Шпынов C.Н., Пеньевская Н.А., Транквилевский Д.В., Яцменко Е.В., Блох А.И. Эпидемиологическая ситуация по клещевым риккетсиозам в Российской Федерации в 2010–2019 гг. и прогноз на 2020 г. Проблемы особо опасных инфекций 2020; 1: 61–8. DOI: 10.21055/0370-1069-2021-1-73-80


Rudakov N.V., Shpynov S.N., Pen’evskaya N.A., Trankvilevskiy D.V. Yatsmenko E.V. Blokh A.I. [Features of the Epidemiological Situation on Tick-Borne Rickettsioses in the Russian Federation in 2010–2020 and Prognosis for 2021]. Problems of Particularly Dangerous Infections 2021; (1): 73–80. (In Russ.). DOI: 10.21055/0370-1069-2021-1-73-80


3. Лобан К.М., Лобзин Ю.В., Лукин Е.П. Риккетсиозы человека (руководство для врачей). М.: Элби, 2002. 473 c.


Loban K.M., Lobzin Yu.V., Lukin E.P. [Human rickettsiosis (a guide for physicians)]. Moscow: Elbi, 2002. 473 p. (In Russ.).


4. Углева С.В., Шабалина С.В. Риккетсиозы в регионе Нижнего Поволжья. Журнал микробиологии, эпидемиологии и иммунобиологии 2021; 98(2): 231–8. https://doi.org/10.36233/0372-9311-60


Ugleva S.V., Shabalina S.V. [Rickettsiosis in the Lower Volga Region]. Journal of microbiology, epidemiology and immunology 2021; 98(2): 231–8. (In Russ.). https://doi.org/10.36233/0372-9311-60


5. Ситников И.Г., Худоян З.Г., Алешковская Е.С. Риккетсиозы человека: учебное пособие. Ярославль: ЯГМУ, 2015. 65 c.


Sitnikov I.G., Khudoyan Z.G., Aleshkovskaya E.S. [Human rickettsiosis: a textbook]. Yaroslavl, 2015. 65 p. (In Russ.).


6. Углева С.В., Шабалина С.В., Покровский В.И. Итоги и перспективы изучения клещевых трансмиссивных лихорадок (на примере Астраханской риккетсиозной лихорадки). Инфекционные болезни 2016; 14(4): 5–10.


Ugleva S.V., Shabalina S.V., Pokrovskу V.I. [Results and prospects of the study of tick-borne fevers (on the example of Astrakhan rickettsial fever)]. Infectious diseases 2016; 14(4): 5–10. (In Russ.).


7. Покровский В.И., Углева С.В., Шабалина С.В. Сравнительная характеристика трансмиссивных лихорадок на территории Астраханской области (по данным клинико-эпидемиологических исследований). Терапевтический архив 2011; 83(11): 55–9.


Pokrovskу V.I., Ugleva S.V., Shabalina S.V. [Comparative characteristics of transmissible fevers in the Astrakhan region (according to clinical and epidemiological studies)]. Therapeutic archive 2011; 83(11): 55–9. (In Russ.).


8. Малеев В.В., Галимзянов Х.М., Бутенко А.М., Черенов И.В. Крымская геморрагическая лихорадка. Москва–Астрахань, 2003. 119 с.


Maleev V.V., Galimzyanov Kh.M., Butenko A.M., Cherenov I.V. [Crimean hemorrhagic fever]. Moscow–Astrakhan, 2003. 119 p. (In Russ.).


9. Покровский В.И., Касимова Н.Б., Галимзянов Х.М., Морозова Ю.В. Клинико-патогенетические и иммуногенетические особенности Астраханской риккетсиозной лихорадки. Астрахань, 2005. 91 с.


Pokrovskу V.I., Kasimova N.B., Galimzyanov Kh.M., Morozova Yu.V. [Clinical, pathogenetic and immunogenetic features of Astrakhan rickettsial fever]. Astrakhan, 2005. 91 p. (In Russ.).


10. Горелов А.В. Клиническое руководство по инфекционным болезням. М.: Медконгресс, 2020: 205–9.


Gorelov A.V. [Clinical guide to infectious diseases]. Moscow: Medkongress, 2020: 205–9. (In Russ.).


11. Тарасевич И.В. Астраханская пятнистая лихорадка. М.: Медицина, 2002. 171 с.


Tarasevich I.V. [Astrakhan spotted fever]. Moscow: Meditsina, 2002. 171 p. (In Russ.).


12. Черенов И.В., Галимзянов Х.М., Гольденберг А.А. Клинико-лабораторная характеристика тяжелых форм Крымской геморрагической лихорадки. Сб. научн. тр. «Природно-очаговые особо опасные инфекции на Юге России, их профилактика и лабораторная диагностика». Астрахань, 2001: 316–8.


Cherenov I.V., Galimzyanov Kh.M., Gol’denberg A.A. [Clinical and laboratory characteristics of severe forms of Crimean hemorrhagic fever. In: Collection of scientific works «Naturally focal especially dangerous infections in the South of Russia, their prevention and laboratory diagnostics»]. Astrakhan, 2001: 316–8. (In Russ.).


13. Онищенко Г.Г., Куличенко А.Н. (ред.). Крымская геморрагическая лихорадка. Воронеж: ООО «Фаворит», 2018. 288 с.


Onishchenko G.G., Kulichenko A.N. (eds.). [Crimean hemorrhagic fever]. Voronezh: Favorit, 2018. 288 p. (In Russ.).


14. Мирекина Е.В., Бедлинская Н.Р., Хаглышева Э.А. К вопросу о геморрагическом синдроме при Крымской геморрагической лихорадке. Новая наука: Проблемы и перспективы 2016; 10(2): 36–9.


Mirekina E.V., Bedlinskaya N.R., Khaglysheva E.A. [On the issue of hemorrhagic syndrome in Crimean hemorrhagic fever]. New Science: Problems and prospects 2016; 10(2): 36–9. (In Russ.).


15. Пахрутдинова Ж.М., Суктушинова С.Н., Бурлака У.И., Аквубука Ж.О., Идрисова М.Ш. Крымская геморрагическая лихорадка в Астраханской области: современные реалии эпидемиологии и клиники. Материалы всероссийского научного форума студентов с международным участием «Студенческая наука – 2020». Forcipe 2020; 3(3): 330–1. ISSN 2658-4174 eISSN 2658-4182


Pakhrutdinova Zh.M., Suktushinova S.N., Burlaka U.I., Akvubuka Zh.O., Idrisova M.Sh. [Crimean hemorrhagic fever in the Astrakhan region: modern realities of epidemiology and clinic. Abstracts Nationwide scientific forum of students 330 with international participation «Student science – 2020»]. Forcipe 2020; 3(3): 330–1. (In Russ.).


16. Bente D.A., Forrester N.L., Watts D.M., McAuley A.J., Whitehouse Ch.А., Bray M. [Crimean-Congo hemorrhagic fever: history, epidemiology, pathogenesis, clinical syndrome and genetic diversity]. Antiviral Res. 2013; 100(1): 159–89.


About the Autors


Svetlana V. Ugleva, MD, Associate Professor, Consultant, Organizational and Guidance department, Administrative and Managerial Subdivision, Central Research Institute of Epidemiology, Russian Federal Service for Supervision of Consumer Rights Protection and Human Well-Being, Moscow, Russia; uglevas@bk.ru; https://orcid.org/0000-0002-1322-0155
Professor, Vasily G. Akimkin, MD, Academician of the Russian Academy of Sciences, Director, Central Research Institute of Epidemiology, Russian Federal Service for Supervision of Consumer Rights Protection and Human Well-Being, Moscow, Russia; vgakimkin@yandex.ru; https://orcid.org/0000-0003-4228-9044
Zhanna B. Ponezheva, MD, Head, Clinical Department of Infectious Pathology, Central Research Institute of Epidemiology, Russian Federal Service for Supervision of Consumer Rights Protection and Human Well-Being, Moscow, Russia; doktorim@mail.ru; https://orcid.org/0000-0002-6539-4878
Vera V. Vasilkova, Cand. Med. Sci., Head, Department of Infectious Diseases and Epidemiology, Astrakhan State Medical University, Ministry of Health of the Russian Federation, Astrakhan, Russia; vasilkova.ver@yandex.ru; https://orcid.org/0000-0002-7539-1910
Professor Svetlana V. Shabalina, MD, Leading Researcher, Central Research Institute of Epidemiology, Russian Federal Service for Supervision of Consumer Rights Protection and Human Well-Being, Moscow, Russia; +7 (906) 743-48-64; svs2810@mail.ru; https://orcid.org/0000-0001-7102-5414


Similar Articles


Бионика Медиа